Мишка Толстик, десятилетний хоббитёнок и, по совместительству, гимназист первого класса, вскочил ногами на стул и закричал срывающимся голоском:
- Уважаемые господа! Объявляю заседание открытым!
Но гул в классной комнате не прекращался. Кого-то выводили, кого-то стукали учебниками по голове, кто-то собирался кому-то жаловаться, кто-то плевался жеваной бумагой через трубочку, кто-то кричал и шептался одновременно.
- Ну, уважаемые же господа! - закричал Толстик еще громче. - Ну, я же объявляю заседание открытым! Хоббитским же языком вам говорю! Так, эй, Бинго, навались на дверь, чтобы приготовишки сюда не пролезли. Эй, помогите ему! Братана позови! Мы будем говорить о таких делах, которые им слышать еще рано, пиписьками не выросли! Дуду, перестань дергать Сизи за уши, ну, кому сказал! Сизи, положи ранец на место! Так, кто хочет выступить – подними руку. Раз, два, три… пять. Не-не-не, всем нельзя, господа: у нас времени не хватит. У нас всего полчаса до начала уроков осталось. Тошка! Ты зачем жуешь! Сказано же вчера еще было – на заседании не завтракать! Или не слышал?
- Он не завтракает, он «жуньку» жует. Сейчас плеваться будет!
- То-то, «жунику»! Открой рот! Фродо, сунь ему палец в рот, посмотри, что у него. А? Ну, то-то! Так, всем тихо! Тихо, ну, уважаемые господа! Попо, еще раз такое сделаешь – начешу холку чем найду! Нашел место! Теперь, прежде всего решим, о чем будем рассуждать. Прежде всего, я думаю... тебе что, Джока?
- Плежде всяго надо лассуждать пло молань, - выступил вперед очень толстый мальчик с круглыми щеками и надутыми губами. - Молань важнее всяво!
- Какая молань? Что ты мелешь? - удивился Мишка.
- Не молань, а молаль! - поправил чей-то голос с «галёрки».
- Я и сказал: молань! - надулся еще больше Джока.
- Мораль? Ну, пусть будет мораль. А как это – «мораль»... это про что?
- Чтоб они не лезли к нам со всякой ерундой, - волнуясь, затараторил чернявый хоббитенок с хохолком на голове. - То нехорошо, другое нехорошо. И этого нельзя делать, и того не смей. А почему нельзя – никто не говорит. Вот почему мы должны учиться? Почему гимназист непременно обязан учиться? Не, ну вот почему? И в каких правилах об этом не говорится. Пусть мне покажут такой закон, не, ну вот пусть покажут! Я, может быть, тогда и послушался бы.
- А почему говорят, что нельзя класть локти на стол? Все это ерунда! - подхватил кто-то из напиравших на дверь. - Почему нельзя? Вот буду класть...
- И стоб пошволили зениться, - пискнул тоненький голосок.
- Нам говорят «не смей воровать!», - продолжал мальчик с хохолком. - Не, ну вот пусть докажут! Раз мне полезно воровать...
- А почему мне говорят, чтоб я муху не мучил? - забасил Рубби. - Если мне это приятно, и ей не больно. Сама муха не жалуется, а они...
- А мамка говорит, что я должен нашу собаку кормить. А с чего это мне о ней заботиться? Она для меня никогда ничего не делала!..
- Стоб не месали вступать в блак, - снова пискнул тоненький голосок.
- И еще, - влез на парту самый длинный хоббитенок, - кроме того, мы требуем полного женского равноправия. Мы возмущаемся. Брендилас нам всё колы да пары лепит, а в девчачьей гимназии ни за что пятерки ставит. Мне Майка рассказывала...
- Подожди, дай сказать! Не, ну вот почему же мне нельзя воровать? Раз это мне доставляет удовольствие…
- Держи дверь! Напирай сильней! Приготовишки ломятся – спасу нет!
- Они подмогу привели. Орут: «Сами не впустите – тролля позовем!»
- Тише! Тише! Два тише же! Не слышно ж ничего! Мишка! Звони ключом об чернильницу – чего они галдят!?
- Тише, господа! - надрывался Толстик, сложив ладошки рупором и стараясь перекричать два десятка соучеников. - Объявляю, что заседание продолжается…
Растолкав всех своим необъятным пузом, Джока продвинулся к доске.
- А я вот хошу, штоб лассуждали пло молань! Я хошу пло молань говолить, а Шишка мне в ухо дует, гад такой! Я хошу, штоб не было никакой молани. Нам должны все позволить. Я не хочу увазать лодителей, это унишительно! Шишка, поймаю – изувешу! И не буду слушаться сталших... Шишка! Я тебе в молду дам!
- Мы требуем свободной любви, - орал длинный. - И для мальчуковой и для девчачьей гимназий.
- И пушть не заплещают нам зениться! - пискнул голосок.
- Они говорят, что обижать другого нехорошо. Не, ну вот почему нехорошо? Не, ну вот пусть объяснят, почему нехорошо, тогда я согласен. А то эдак все можно выдумать: есть нехорошо, спать нехорошо, в носу ковырять нехорошо. Не, ну вот мы требуем, чтобы они сначала доказали. Или вот, не учишься – нехорошо. А почему, позвольте спросить, - нехорошо? Они говорят – «дураком вырастешь». Не, ну вот почему «дурак» нехорошо? Может быть, очень даже хорошо.
- Дулак – это холосо!
- И по-моему – хорошо. Пусть они делают по-своему, я им не мешаю. Пусть и они мне не мешают! - Не умолкая щебетал хохолок. - Я ведь папку по утрам на мельницу не гоняю. Хочет – идет, не хочет – мне наплевать! Не, ну вот он позавчера шестнадцать крон проиграл в бильярд. Ведь я же ему ни слова не сказал! Не, ну хотя, может быть, мне эти деньги и самому пригодились бы. Однако смолчал. А потому что я умею уважать свободу каждого ин-ди...юн-ди...ви-диума. А он меня по носу тетрадью хлопает за каждую тройку, а как принесу пару – так штаны велит снимать и лозиной лупит! Не, ну вот это справедливо? Мы протестуем!
- Уважаемые господа, я должен все это занести в протокол, - высказался все время сидевший тихо Фродо. - Нужно же записать. Вот так: «Пратакол засе...» «Засе» или «заси»? «Засидания». Что у нас там на первое?
- Я говорил, чтоб не приставали с локтями на стол...
- Ага! Как же записать?.. Нехорошо как-то «локти». Я напишу «оконечности». «Пратест против запрещения ложить на стол свои оконечности». Ну, дальше.
- Стоб зениться...
- Нет, мальчуковое и девчачье равноправие!
- Ну ладно, я соединю… «Требуем свабодной любви, чтоб каждый мог женится, и равноправие палового вапроса для дам, женщин и детей». Ладно?
- Тепель пло молань.
- Да! «Требуем перемянить мораль, чтоб ее совсем не было». Ах, да и вот еще что: «Дурак – это хорошо».
- И чтоб воровать можно было!
- «И требуем полной свабоды и равноправия для варовства и кражи, и пусть все, что было не хорошо считатся будет хорошо». Ладно?
- А кто украл, напиши, тот совсем не вор, а просто так себе хоббит!
- Эй, да ты чего так за воров-то хлопочешь? Ты не стырил ли чего-нибудь?
- Калаул! - взвился толстый Джока. - Он, подлец, мою булку шлопал! Вот у меня шдесь шдобная булошка лешала, с изумом! А он около нее телся... Шишка, делши подлеца! Вали шопой вверх на скамейку! Штаны с яго стягивай! Флодо, кинь линейку!.. Вот тябе!.. Вот тябе!.. Вот тябе!..
- А-а-а! Братцы! Хоббитцы! Не буду! Ей-богу, больше не буду!.. Больно…
- Дай ему! Дай ему! Он и у меня вчера что-то слямзил! Эй, а ну, отпустите! - неслось со всех сторон. - Мелзавец! Не лезь! Его за дело лупасят! По шопе яго! Братва, наших по жопе бьют! Сиди молча! Сам пасть закрой! Отто, заходи сбоку!.. Помогай!.. Братцы, не буду больше, а-а-а-а! Больно же!
Председатель Мишка Толстик тяжело вздохнул, махнул на все рукой, слез со стула и кинулся на подмогу ребятам...

к о н е ц
26.XII.2007